Возможно, тебе будет небезынтересно узнать социальный состав, нашей Зеленой Группы. Основательница «Приюта» была весьма недурным психологом-практиком и очень рано осознала, что ее клиентам понадобится поддержка со стороны попутчиков, чтобы повысить, насколько это возможно, потенциал выживания за вратами времени. С другой стороны, путешественники во времени слишком эксцентричны, чтобы укладываться в любую из напрашивающихся схем более жесткой организации. Исходя из этих соображений, мадам Гудериан остановила свой выбор на старой испытанной истине: «Заставьте их вместе пройти через ад, и они станут закадычными друзьями». Ты согласишься, что подобный трюк должен пробудить чувство солидарности у всех, кроме наиболее социопатичных индивидуумов. (И должен признать, что трюк действительно сработал, если не считать одного вполне очевидного исключения.)

Каждый день на тренировках мы должны напряженно трудиться вместе, нередко попадая в непредвиденные ситуации, которые вынуждали нас объединять усилия, чтобы быстро и эффективно выполнить ту или иную задачу. Например, на одном занятии нам пришлось наводить мост через тридцатиметровый пруд, кишевший аллигаторами. На другом занятии нам предстояло поймать, разделать и «реализовать» лося; на третьем занятии — защищаться от нападения враждебных сталкеров. По иронии судьбы самым приспособленным к первобытным условиям в нашей группе оказался старый палеонтолог, который более века слонялся по диким берегам Галактики в поисках ископаемых останков.

Друг друга мы знаем только по именам и сообщаем только те сведения о себе, которые считаем необходимыми. Как ты понимаешь, это составляет большой простор для доморощенного психоанализа — с экс-Мета-Леди в качестве главного специалиста. Меня она после первого дня совместных тренировок окрестила любителем приключений. Боюсь, что в моей мужественной фигуре она почувствовала некую склонность к меланхолии. С чего бы иначе она стала вовлекать меня в разговоры о роли клиентуры «Приюта» в современном обществе, о политических последствиях Изгнания и других антропологических «развлечениях».

Как, по-твоему, Варя, я тоже обречен? Сам я до конца в этом так и не разобрался.

В конце дня мне позвонили из Лондона. Это были Каплан и Джибутинджи, Хильдебранд и Катервуд, да благословит Господь их старые кости. Звонили, чтобы попрощаться. Получил письмецо от тетушки Элен. Она почти впала в старческий маразм, но по-прежнему отказывается от омоложения.

Твое письмо, которому я очень обрадовался, пришло с утренней почтой. Мне не нужно объяснять тебе, как высоко я ценю твое согласие продолжать сотрудничество с Комитетом по связям. Это единственное, что мне не хотелось бы оставить, так и не доведя до конца. Существует, не может не существовать какая-то внутренняя корреляция в запутанных материалах о временах, предшествовавших Восстанию, но я чувствую, что Алисия и Адальбетто прекрасно разберутся в этом.

Я заканчиваю свое письмо. Мне остается только попрощаться с тобой, Варя. Мне хотелось быть красноречивым и запоминающимся, а не тяжеловесным, как обычно. Но необычность предстоящего акта говорит за меня. Что бы ты ни делала, прошу тебя об одном: не оплакивай меня. Моя единственная надежда — на то, что по ту сторону врат времени меня ожидает счастье, и я должен пойти на риск и попытаться обрести это счастье. Помни о тех годах, которые мы провели вместе, — как любовники, коллеги и друзья. Я рад, что они были. Радости тебе и счастья, дорогая.

Навсегда твой Брай.

ГЛАВА 18

Когда Тайная Вечеря с невероятно причудливым выбором блюд, которые каждый из отбывающих в плиоцен заказывал по своему усмотрению, подошла к концу, восемь членов Зеленой Группы, прихватив с собой напитки, перешли на террасу, где они продолжали держаться особняком от остальных гостей. Хотя было всего лишь половина девятого вечера, небо над Лионом внезапно почернело — с севера надвигалась гроза, разражавшаяся в этих местах каждую неделю, словно по расписанию. Розовые вспышки отдельных зарниц предвещали приближение стихии.

— Я просто чувствую, как в воздухе накапливается статическое электричество! — воскликнула Элизабет. — Даже теперь, когда мои метапсихические функции нарушены, ионизация перед сильной грозой действует на меня. Все чувства начинают обостряться. Я начинаю явственно ощущать такой прилив сил, что едва могу сдержать себя! Земля как гигантский конденсатор заряжается, и я заряжаюсь вместе с ней! Через минуту-другую я смогу сдвинуть горы!

Элизабет подставила лицо усиливающемуся ветру. Ее длинные волосы развевались, красный спортивный костюм плотно прилегал к телу. Первые субзвуковые раскаты отдаленного грома едва ощутимо сотрясли воздух.

— А прежде вам приходилось сдвигать с места горы? — томным голосом спросила Фелиция.

— По правде говоря, не удалось ни разу. Дело в том, что сильные психокинетические способности встречаются очень редко даже среди тех, кто наделен метапсихическими функциями, — почти столь же редко, как и подлинные творческие. Моих возможностей хватает разве что на несколько демонстраций в сугубо камерных условиях. Я специализировалась в передаче мыслей на расстоянии — знаменитой телепатии. Правильнее было бы говорить о передаче чувств на расстоянии, потому что телепатия включает в себя такие чувства, как зрение и слух. Мне приходилось заниматься редактированием, то есть оказывать на личность терапевтическое и психоаналитическое воздействие, которое большинство неспециалистов называют изменением или перестройкой разума. Мой муж обладал аналогичными способностями. Мы вдвоем работали с разумом очень маленьких детей, помогая им сделать первые трудные шаги на пути к метапсихическому Братству.

— Мне тоже предлагали подвергнуться редактированию, — произнесла Фелиция, и голос ее задрожал от ненависти. — Но я заявила, что лучше умру, чем соглашусь на такое. Не представляю, как вы, люди, обладающие метапсихическими способностями, можете копаться в чужих мозгах и как вы терпите, что кто-нибудь другой читает ваши собственные тайные мысли. Ведь это ужасно — не иметь возможности побыть наедине с собой, укрыться от всех. Я бы не выдержала.

Элизабет мягко возразила:

— Все было не так, как ты говоришь, Фелиция. Что же касается чтения мыслей одних мета другими, то у разума существует много различных уровней. Мы называем их модами. Ты можешь мысленно обратиться ко многим людям на декламационной моде или мысленно беседовать с группой людей, находящихся на небольшом расстоянии от тебя, на разговорной моде. Но существует интимная, персональная мода, на которой тебя может воспринять только один человек. А кроме того, имеется множество сознательных и бессознательных слоев. Их можно защитить от вторжения извне или экранировать различными способами. Все метапсихологи овладевают такими приемами еще в юности. У нас, метапсихологов (я говорю о себе в прошлом), как и у тебя, есть сокровенные мысли. А наша телепатическая связь по существу — не что иное, как немая речь и передача зрительных образов. Ее можно сравнить с электронными аудиовизуальными устройствами — без электромагнитного излучения.

— Но так называемые «вдумчивые» редакторы проникают в самые сокровенные мысли человека, — возразила Фелиция.

— Это правда. Но при этом между метапсихологом и редактируемым всегда возникают отношения врач — пациент. Редактируемый сознательно дает добро редактору на проведение процедуры. Но даже в этом случае дисфункция может быть запрограммирована настолько основательно и глубоко, что терапевт окажется не в состоянии проникнуть сквозь нее независимо от готовности пациента к сотрудничеству.

— Понятно, — буркнул Стейн и припал к огромной кружке с пивом.

— Но я твердо знаю, что метапсихологи могут читать тайные мысли, — настаивала Фелиция. — Иногда тренер нашей команды приводил редакторов, чтобы те поработали с ребятами, у которых что-то не клеилось. И метапсихологи всегда безошибочно находили тех, у кого не ладилась игра. Не станешь же ты утверждать, будто эти несчастные ублюдки добровольно помогали проклятым ищейкам шарить у себя в мозгах и выискивать там нечто такое, от чего они сошли с резьбы?